Выжившая в Освенциме

Разбирая домашние архивы, Ирина Романовна Блохина нашла тетрадь с записью воспоминаний ее матери о подруге, на долю которой в годы войны выпали тяжелые испытания. Ирина Романовна немного дополнила эти воспоминания, в таком виде мы их и публикуем.

Три близких подруги учились вместе в школе №1 Тамбова: Лиа Замятина, Клавдия Свиридова и Варвара Иванова. Дружба оказалась на всю жизнь. Школьный период – с увлечением театром, обменом стихотворными посланиями, поклонением музыке – тема отдельная. Потом была учеба (все трое учились в Москве), замужество, война. Судьбы сложились по-разному. Лиа растила маленькую дочку Людочку, Варя была опытным хирургом и работала в госпиталях (в частности, была помощником и ассистентом знаменитого Войно-Ясенецкого весь период его работы в Тамбове), а Клавдия оказалась в Освенциме, но выбралась, осталась в живых.

Я очень любила маминых подруг, все мое детство связано с этой дружбой. Клавдия ушла из жизни первой, в 1982 году. Мама пережила ее на 15 лет, тетя Варя дожила почти до ста лет. Незадолго до смерти мама для музея школы написала вот эти воспоминания. Я позволила себе сделать комментарии и дополнения, опираясь на записи рассказов сына Клавдии Свиридовой. (1935-2019), с которым, как с названым братом, дружила до его смерти.

Клавдия Сергеевна Свиридова, 1915 г. рождения, в 1931 году окончила школу №1 в возрасте 16 лет, поступила на химические курсы в г. Котовске, куда ездила ежедневно с рабочим поездом на занятия. [Из воспоминаний А.С.Кузьмина: «после техникума поехала по комсомольскому призыву на комсомольскую стройку»]. В 1932 году осенью сдала экзамены в МГУ на химический факультет и до 1935 г. училась там. [Из воспоминаний сына: в Москве обратилась к Н.К.Крупской, чтобы получить разрешение на учебу, поскольку поступить в вуз можно было только имея «пролетарское происхождение»].

В университете она встретила человека, с которым связала свою судьбу, аспиранта Сергея Фёдоровича Кузьмина. Она вышла за него замуж и, в связи с его назначением на работу в Минск, уехала с ним, взяв перевод из МГУ в Минский университет, который окончила в 1936 году по специальности органическая химия. [Сергей Федорович в Минске защитил диссертацию, стал кандидатом химических наук, заведовал Институтом химии]. Семья: сын Александр, муж, - и любимая работа сделали жизнь содержательной и счастливой. Но счастье не было долгим..

В июне 41-го грянула война, и на второй день ее приграничный Минск был подвергнут жесточайшей бомбежке. Сергей Кузьмин в первые часы войны явился на мобилизационный пункт, был назначен врачом-лаборантом в санитарный поезд. Он погиб во время налета немецкой авиации, разбомбившей поезд с беспомощными ранеными и медицинским персоналом. [Из восп. сына: при бомбежке эшелона Сергей Кузьмин был тяжело ранен, его перевезли в госпиталь в Ртищево, где он умер от ран. Могила была неизвестна до середины 70-х годов, когда ее нашли школьники-следопыты. Клавдия Сергеевна поехала туда с сыном. Он со слезами вспоминал уже в 2017 г., как трогательно встретили их школьники, как мама встала на колени перед братской могилой, где значилось и имя ее мужа, а он неловко «топтался» рядом. На моей памяти Алик уже со своим сыном Сергеем в 90-е ездил в Ртищево].

Клавдия Сергеевна с пятилетним сыном, как все население Минска, спасаясь от оккупации, бросилась из города в надежде добраться до своих [Минск оккупирован уже 28 июня 1941]. Но за городом толпу беженцев встретила цепь немецких десантников с винтовками наперевес и погнала обратно в город, требуя «работать во славу фюрера». Пятилетний ребенок, напуганный угрозами и стрельбой, стал заикаться, это нервное заболевание осталось с ним до зрелого возраста.

Вернувшихся в Минск оккупанты под угрозой расстрела заставили работать на самой тяжелой и грязной работе. Пришлось работать и Клавдии Сергеевне - уборщицей в немецком госпитале. Сын оставался с нею, под наблюдением участливой женщины – квартирной хозяйки.

Работая в госпитале, Клавдия Сергеевна включилась в работу подпольщиков, передавая по цепочке советскую печать (газеты, листовки), опровергавшую распространяемые фашистами слухи о том, что Россия сдалась, Москва занята немецкой армией, правительство бежало… Вся эта ложь сеяла в людях панику. В морге удавалось достать документы умерших фашистов, подпольщики тайно передавали их партизанам, что помогало вести разведывательную работу. В городе, как во всех оккупированных пунктах, работало гестапо. Один из подпольщиков был арестован, подвергнут допросу и под пытками в числе своих связных назвал Клавдию Сергеевну, ее также немедленно арестовали. [Из восп. Кузьмина А.С.: «меня приютила и сохранила семья коллеги отца». После освобождения Минска (3 июля 1944) его отправили самолетом из Белоруссии в Москву к деду, Сергею Ивановичу Свиридову, и дяде. Его привезли в Тамбов, где позже, в 1945 голу, он встретился с мамой].

Сначала была минская тюрьма. Требуя от Клавдии сведения о работе партизан, ее подвергали мучительным пыткам – кормили соленым, не давая пить, затягивали на голове ремень, закручивая его до того, что трещали кости черепа, были пытки бессонницей. Не добившись желаемых результатов, отправили в фашистский лагерь смерти Освенцим, где были собраны люди всех национальностей, включая немецких коммунистов.

Жуткие лагерные условия не сломили воли к жизни, даже тяжелую болезнь, тиф, она перенесла на ногах, т.к. тех, кто не мог скрыть болезни, пристреливали. Мысли о сыне, муже, с которыми она надеялась встретиться, помогали ей в эти кошмарные годы…

Из Освенцима Клавдию Сергеевну переводили в клинику Геббельса, где над пленными производили опыты для поддержания здоровья фашистов: брали кровь, костный мозг (сверлили кости на ногах и вытягивали мозг), испытывали на них различные лекарства и яды… Порою казалось, что нет больше сил, но мысль о близких требовала – живи, борись! Шла война, и никто из пленных не знал, что наши войска перешли в наступление, что фашисты будут побеждены, что недалеко окончание войны и наша победа…

Только когда наши войска стали приближаться к лагерю, оставшихся в живых изможденных узников построили в отряд и в сопровождении вооруженной охраны с дрессированными сторожевыми овчарками погнали на запад.

В небольших селениях делали привалы, загоняя пленных в большие сараи под строгим контролем охранников.

На одном из таких привалов Клавдия Сергеевна с двумя женщинами попросилась в уборную. Уборной служил другой сарай, куда выводили по несколько человек в сопровождении вооруженного солдата. В задней стене сарая узницы обнаружили плохо прибитую доску, оторвали ее и вновь поставили на место. Вернувшись к своим, договорились с женщинами о побеге. Через какое-то время десять человек попросились в уборную.

Оказавшись в сарае, они вынули доску и бежали. Вокруг было поле, они спрятались в большой копне сена, забравшись в самую глубину стога. В это время начался налет советских самолетов, и фашисты поторопились построить заключенных, чтобы погнать дальше. Недосчитавшись пленников, кинулись искать. Овчарки залаяли на стог сена. Охранник стал ворошить его штыком винтовки, ранил одну из женщин, она вскрикнула, он ее вытащил и тут же застрелил на месте. Наши самолеты бросали зажигательные бомбы, и немцы, оставив поиски, погнали отряд дальше.

Два дня отсиживались они в сене, боясь выбраться, т.к. слышали немецкую речь отступающих солдат. Лагерные полосатые халаты сразу бы выдали беглецов. Когда немного утихло, девять женщин, голодных, выбрались из стога. Женщины шли на восток в надежде встретить русскую армию, прячась в оврагах, перелесках, сожженных деревушках. Они сбросили арестантские халаты, оделись в найденные в деревнях обноски женской одежды. Питались извлеченными из мерзлой земли грибами, ягодами, желудями да скудными остатками, которые находили в сгоревших избах. По дорогам мчались немецкие танки, машины с фашистскими знаками – это спешно отступала немецкие войска под напором нашей армии. Начиналась зима 44 года. Женщины, измученные и больные, все меньше надеялись на спасение…

В хмурые дни они потеряли направление движения. Куда идти? Где еще остались фашисты? На разведку пошла Клавдия Сергеевна. Выйдя на большую дорогу, она пыталась ориентироваться по указательным столбам, чтобы знать, где они находятся.

Внезапно перед нею вырос немецкий патруль с автоматом, охранявший дорогу. «Ты куда? Откуда?». Клавдия в школе и университете учила немецкий язык, немного знала его. «Из села, вот тут недалеко, к матери иду». «Документы есть?» И тут – сколько же надо было силы и мужества! – Клавдия Сергеевна вспомнила, как в гостях у родителей мужа они бродили по полям и муж учил ее защитным приемам борьбы. Делая вид, что достает из чулка несуществующие документы, она внезапно бросилась патрулю под ноги, от неожиданности тот упал, автомат отлетел в сторону, а щуплый немец, пытаясь его схватить, покатился в канаву… Клавдия Сергеевна, не дав дотянуться до оружия, бросилась на него и стала душить, пока он не захрипел и не начал синеть. Видно, в страшные минуты появляются в человеке невиданные силы… Только увидев, что немец не шевелится, она вскочила и бросилась бежать. Найдя подруг, как безумная, твердила: «Я задушила немца! Я задушила немца!».

Теперь надо было уйти подальше – ведь другие патрули найдут убитого, устроят облаву. Они углубились в лес. Боясь быть окруженными, рассредоточились по два человека. Клавдия Сергеевна с подругой побрели в восточном направлении. Голод, усталость, холод доконали их. Подруга Галя заболела совсем: жар, горло распухло. Клавдия Сергеевна решилась на риск. Дотащив Галю до ближайшего села, постучала в крайнюю из уцелевших изб. Сказала, что они бежали от немцев и просят спрятать, не выдавать фашистам. Хозяйка сказала: «Мою дочь немцы угнали в Германию, я вас спрячу, их еще много мимо деревни идет». Отвела девушек в погреб, где сидела спасенная от немцев коза. Здесь было сыро и темно, но коза давала молоко, хозяйка приносила лепешки, можно было поесть и отоспаться за много-много страшных дней.

Сколько прошло времени, они не знали. Но однажды открылась крышка погреба и доброе лицо хозяйки наклонилось к ним: «Вылазьте, девушки, иваны по деревне идут! Иваны – это солдаты советской армии.

Выползли подруги, вышли на улицу и… бросились на шею солдатам в советской форме. Потом их отвели к командиру, составили документы на них и с сопровождающими отправили в Минск [Клавдия Сергеевна рассказывала сыну, как солдаты мыли ее в тазике, ужасаясь тому, как мог двигаться такой человек, – это был скелет, обтянутый кожей].

Там Клавдию долго проверяли. Лагерный номер, наколотый на руке, служил доказательством того, что она узница Освенцима, но все документы лагерные были нацистами уничтожены…[В 1945 выдана справка о том, что Кузьмина К.С. в 1942-43 гг. «являлась связным и агентурным разведчиком партизанского отряда им. Котовского»] Шли месяцы проверки. Клавдия Сергеевна ничего не знала о судьбе мужа и сына. Наконец, следствие закончилось, и летом 1945 года она получила право уехать домой, в Тамбов, где встретилась с сыном и родителями, узнала о гибели мужа. Постепенно приходила в себя…[Мама рассказывала, что, встретившись, подруги всю ночь проговорили и проплакали, Клавдия Сергеевна рассказывала о пережитом, а потом не любила никогда говорить об этом].

В Тамбове она поступила на работу – сначала в облстатуправление, а затем по специальности в бакинститут [В Тамбове же Клавдия Сергеевна встретила Николая Андреевича, который стал ее вторым мужем. Из-за характера работы Н.А. семья часто переезжала, работали даже в Чечне, Железноводске и др. С начала 50-х обосновались в Подмосковье в Тишково, где работала заведующей баклабораторией санатория (жили сначала при санатории, а потом в построенном доме, который для ее друзей и их детей стал благословенным местом отдыха на долгие годы, а гостеприимство и душевная теплота хозяйки окрасили наше детство невероятным счастьем…)]. Скончалась Клавдия Сергеевна в 1982 году, не уходя с работы. Урна с ее прахом похоронена в могиле родителей на Петропавловском кладбище Тамбова.

Читайте также: От Воронцовки до Дуная