В своих оценках люди порой категоричны. Особенно нарастает эта категоричность во времена перемен, когда резко отвергается старое в надежде на что-то совершенно новое. Но как всегда, люди редко задумываются над тем, что глубинная сущность человеческих черт и чувств никогда не меняется. Меняется бытие, совершенствуется с каждым годом техника, обслуживающая людей, а люди как были со своими слабостями и достоинствами, так и остались. Есть на земле понятия добра и зла. Они незыблемы. Как бы не пыталось человечество их изменить или адаптировать к новому времени, новому веянию, к якобы новому раскладу сил, на поверку, в конце концов, всё оказывается по-старому.
«Всё не так, ребята»
Подобные тенденции наблюдаются во всех сферах жизни и деятельности человека, но в искусстве это как всегда ярче выражено. Не будем углубляться в очень уж далёкие времена, когда двадцатое столетие даёт самые что ни на есть впечатляющие примеры. В годы бурных перемен начала прошлого века представители такого нового течения в искусстве, как футуризм, открыто призывали сбросить с «корабля истории» таких литераторов, как Пушкин и Толстой, «время которых ушло». Но как раз это время и доказало, что (пользуясь словами Высоцкого) «всё не так, ребята». Сегодня футуристов мало кто помнит, а гении Пушкина и Толстого с нами.
Смутные 90-е годы ХХ века вновь всё перемешали. Советское искусство огулом было быстренько отвергнуто. На щит подняли то, что отрицалось при социализме. Вот так из крайности в крайность. Хотя есть великая истина – «не сотвори себе кумира». Мир должен существовать во всём его многообразии. И не надо ничего сбрасывать с «корабля истории». Необходимо осознавать окружающее в целом, чтобы затем каждый, выбрал что-то для себя, а что-то оставил для других. Есть надежда, что волна отрицания советской литературы схлынет, и лучшие её авторы, и их произведения не канут в Лету.
Сергей Сергеев-Ценский, зачисленный в когорту советских писателей, был вместе с остальными резко отчуждён от нынешнего времени. Например, приезжавший в Тамбов французский учёный Ренэ Герра, который занимается изучением и пропагандой литературы русского зарубежья первой волны, за что ему честь и хвала, тем не менее, весьма категорично на свалку истории отправил творчество Сергеева-Ценского. Хотя та же Зинаида Гиппиус, которую уважает Герра, в начале ХХ века очень серьёзно интересовалась творчеством писателя Сергеева-Ценского и предрекала ему, ввиду необычного стиля и слога его произведений, даже уход в декадентство. Впрочем, и она ошибалась. Вечный отшельник никогда не отрекался от реализма. Просто Сергеев-Ценский, отгородясь от всех течений, как и от всего мира, жил в собственном литературном мире. Его он считал вполне реалистичным.
Отшельник
Сергей Николаевич, действительно, всегда и во всём был великим отшельником. И тогда, когда в молодости неустанно скитался по стране, и особенно тогда, когда в 1906 году окончательно осел в Алуште. На дверях гостиничных номеров и квартир молодой Сергеев-Ценский неизменно вывешивал табличку «Меня никогда нет дома!» То пространство, в котором обитал и сочинял писатель, было недоступно для посторонних. Сергей Николаевич очень болезненно переносил всякое вторжение на территорию творческой мастерской. Да и в Алуште писатель поселился не в самом городе, а в трёх километрах от него.
Высоко на горе он купил в 1905 году пустынный участок земли. Отгородив дом любовно высаженными им самим кипарисами и плодовыми деревьями от остального мира, Сергеев-Ценский жил в одиночестве, редко принимая гостей. Получилось так, что даже будущая жена сама поднялась к нему на гору. Правда, она сумела-таки «растопить» сердце закоренелого холостяка, стать ему необходимой и остаться с ним рядом на всю жизнь.
А вот Горькому, который после многолетней переписки с Сергеевым-Ценским решил-таки его посетить в 1928 году в Алуште, так и не удалось найти дом писателя.
«По-видимому, ваша дача – миф», - сказал в шутку Горький Сергею Николаевичу, когда они все-таки встретились в Ялте того же года.
«В этом и заключается моя жизненная задача, - в тон Алексею Максимовичу шутливо ответил Сергеев-Ценский. – кажется, Дидро принадлежат слова: «Только тот хорошо прожил, кто хорошо спрятался». Не за тем, конечно, чтобы оправдать это изречение, спрятался я, но несомненно, что эта игра в прятки сослужила мне большую службу».
И действительно, подобный образ жизни помог Сергею Николаевичу успеть написать очень многое. Уединённость и недоступность Сергеева-Ценского были феноменальными. Он терпеть не мог случайных любопытствующих, желающих посмотреть на «живого писателя». В Алуште его звали нелюдимом и медведем. Хотя литераторов, приезжавших специально в Алушту, чтобы познакомиться с советским классиком, Сергеев-Ценский всё-таки иногда принимал, и с некоторыми даже потом поддерживал дружеские отношения. Выезды же из Алушты писатель себе позволял лишь в редких случаях, да и то в основном, если речь шла о встречах с моряками, которых он очень уважал.
«Я трудился»
Сергеева-Ценского называли величайшим тружеником, восхищались необычайной его работоспособностью. Писатель всю жизнь придерживался строжайшего режима дня. Не признавал выходных. В дни празднования 80-летия Сергеева-Ценского кто-то спросил, как ему удалось сохранить феноменальную память и ясный ум. «Я весь свой век трудился, - ответил писатель. - Трудился так, что не замечал времени, мне и состариться-то было некогда!»
Сергей Николаевич, как вспоминал его секретарь, вставал очень рано. Выходил в свою любимую кипарисовую аллею и около часа прогуливался. Иногда совершал прогулки, направляясь в горы, расположенные по соседству с домом, откуда открывался красивый вид на Алушту и море. В восемь утра он завтракал и уходил в кабинет работать. В одиннадцать пил чай и снова писал. К тринадцати часам обычно доставлялась почта. Сергей Николаевич читал письма, которые ему присылались в великом множестве, просматривал газеты и журналы, а в пятнадцать часов отправлялся обедать. За обедом он неизменно делился с женой, Христиной Михайловной, впечатлением о прочитанном. Потом час отдыхал, а затем вновь углублялся в творческий процесс.
Во время работы никто не должен был отвлекать Сергея Николаевича. В доме соблюдалась строжайшая тишина. Иногда писатель, обдумывая материал, начинал шагать по кабинету или длинной южной веранде дома. Писал Сергеев-Ценский быстро и сразу набело. На чистый лист бумаги или в толстую тетрадь ложились мелкие, аккуратные строчки без помарок и зачёркиваний. Сергей Николаевич не без основания гордился своей памятью и всегда любил повторять, что писатель без памяти – это не писатель. Сам же он держал в голове не только всех своих героев, а их было около тысячи, но и все события, связанные с ними. Он досконально помнил каждое своё произведение, а ведь написал он их не один десяток. Мог также детально восстановить в памяти каждую встречу, каждое событие, произошедшие в его жизни. Основной творческий процесс проходил в его голове. Записывался лишь окончательный результат.
Максим Горький всегда очень высоко оценивал творчество Сергеева-Ценского. Он называл его «властелином словесных тайн, проницательным духовидцем и живописцем пейзажа, каких нет у нас. Пейзаж Ваш – великолепнейшая новость в русской литературе. Я могу сказать это, ибо места, Вами рисуемые, хорошо видел…» Этой оценкой писатель очень гордился. И потом, в беседах сам называл себя пейзажистом. Правда, при этом Сергей Николаевич указывал:
«Не в Крыму (в Алуште писатель прожил более 50 лет) я стал пейзажистом. Я им был до Крыма. Но чем же всё-таки одарил меня Крым как художника слова? Он утвердил меня в основной моей теме – в теме «преображения России». Эта многотомная эпопея родилась в Крыму, и подошёл к этой теме я через крымский пейзаж… То, что я вижу около себя вот уже полвека, обратилось для меня в стены моей мастерской».
На Тамбовщине
Стенами же самой первой творческой мастерской для будущего писателя стали пейзажи Тамбовщины. Серёжа Сергеев родился в 1875 году в селе Преображенское (ныне Рассказовского района) Тамбовской губернии. Любовь к Отечеству ещё, будучи маленьким мальчиком, он впитывал, слушая рассказы отца. Тот, как участник Севастопольской обороны 1854-1855 годов, поведал сыну о героических подвигах русских воинов, шедших в бой под началом великих адмиралов Корнилова и Нахимова.
Суровый в жизни, отставной капитан, впоследствии земский учитель, Николай Сергеевич Сергеев внушал сыну мысль о том, что родина у каждого человека и в беде, и в счастье всегда одна. Служение ей – самая высокая и благородная цель. Отец очень рано приобщил Серёжу к природе и чтению. С пяти лет мальчик уже читал Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Гоголя. Особенно маленькому Серёже полюбились басни Крылова. Многое из прочитанного он, уже тогда отличавшийся завидной памятью, знал наизусть.
С семилетнего возраста Серёжа начал писать стихи и увлёкся рисованием. Причём, влечение к живописи было настолько сильным, что вызывало колебания, чему отдать предпочтение: литературе или рисованию.
«Но поскольку меня стали печатать, - признавался Сергеев-Ценский, - то я и остался в литературе. Однако живопись научила меня не только смотреть, но и видеть».
Первые стихи Серёжи были о тамбовской земле. Он описывал природу, которой любовался с берега Цны, куда приходил каждый день с альбомом для рисования. Когда отец спросил сына, кем же он хочет быть, тот ответил: «Художником и поэтом». Живописцем Сергей не стал, да и большим поэтом тоже. А вот большим мастером художественной прозы его признали ещё в молодости.
Но до этого признания были два десятилетия «школы жизни». При Екатерининском учительском институте города Тамбова существовали в конце ХIХ века начальное училище, уездное училище и подготовительные классы. Всё это вместе и стало гимназией Сергея Сергеева. Он закончил бы здесь и институт, но в пятнадцать лет юноша, став сиротой, начал свои скитания по стране. Покидая тамбовский край, Сергей пишет стихотворение «Бури», которое впервые подписывает как Сергеев-Ценский.
Скитания
Судьба заносит его на Украину в город Глухов, где он и получает образование в учительском институте. Правда, прежде чем войти учителем в класс, Сергею пришлось отслужить срок в действительной армии в 19-м пехотном полку, который дислоцировался в то время на Украине. Картины военной службы этой поры затем лягут в основу многих произведений писателя.
В чине прапорщика запаса в 1896 году Сергеев впервые переступает порог школы. Но жажда в молодые годы к перемене мест, которая, как считал Сергей, ему позволяла узнать жизнь людей и страны ближе, что было, безусловно, необходимо для дальнейшей литературной деятельности, сделало из Сергеева-Ценского настоящего скитальца. Впрочем, и демократические приёмы преподавания Сергея Николаевича тоже не способствовали его долгой задержке в одной школе. И он переезжает из города в город.
В Каменец-Подольске Сергеев преподаёт русский язык, в Глухове – рисование, в Купянске – историю и географию. С Украины он попадает в захолустный городок Спасск, что под Рязанью, оттуда опять на Украину в Павлоград, где преподаёт уже физику. Издав в Павлограде в 1901 году свой первый сборник стихов «Думы и грёзы», Сергей Николаевич в должности учителя появляется в Павловском Посаде под Москвой, а затем в Прибалтике.
Первая проза Сергеева-Ценского, а, вернее, стихотворение в прозе «Полубог» появилось в печати в 1898 году. Это был гимн свободному человеку. Впоследствии в творческом багаже литератора будет немало не только стихов, рассказов, повестей и романов, но и поэм, и стихотворений в прозе.
В начале века один за другим выходят в свет рассказы «Тундра», «Погост», «Счастье», «Верю», «Маска», «Дифтерит», «Бред», Батенька», «Молчальники». Затем публикуются повести «Сад», «Лесная топь» и роман «Бабаев». Особенный успех пришёлся на «Лесную топь». Описание топи в ней было просто физически ощутимо. Недаром, уже в советское время, когда были популярны радиопередачи по литературе, мастера художественного слова любили читать отрывки из этой повести.
Художественное своеобразие языка Сергеева-Ценского заметно отличало его от других писателей уже в начале ХХ столетия.
«Человек оригинального дарования, он первыми своими рассказами возбудил недоумение читателей и критики», - писал Максим Горький.
Было слишком ясно, что он не похож на реалистов Бунина, Горького, Куприна, которые в то время пользовались популярностью, но ясно, что он не с родни и «символистам» - несколько запоздалым преемникам французских «декадентов».
Подлинное и глубокое своеобразие его формы, его языка поставило критиков пред вопросом: кто этот новый и как будто капризный художник? Куда его поставить? И так как он не вмещался в привычные определения, то критики молчали о нём более охотно, чем говорили. Однако это всюду обычное непонимание крупного таланта не смутило молодого автора.
«Его следующие рассказы, - продолжает Горький, - ещё более усилили недоумение мудрецов. Не помню, кто из них понял – и было ли понято, что человек ищет наилучшей совершеннейшей формы выражения своих эмоций, образов, мыслей».
В 1904 году, уже будучи известным писателем, Сергеев-Ценский вновь призывается в армию. Он назначен командиром взвода в 51-й Литовский полк, который дислоцировался в Таврическом военном округе, где революционное движение приняло наибольший размах. Это не могло не повлиять на взгляды Сергеева-Ценского. Он явно симпатизирует и сочувствует революционерам. Хотя сам так и остаётся сторонним наблюдателем и летописцем.
Зная военную службу, изнутри писатель даёт глубокие и яркие её картины в многочисленных рассказах, в поэме «Медвежонок» и романе «Бабаев». Высокую оценку получают такие произведения, как «Печаль полей», «Пристав Дерябин», «Валя», «Движение» и другие. В 1914 году писатель был вынужден снова одеть погоны прапорщика. Год службы в Севастополе дал ему богатейший материал для дальнейших военных романов, исторических повестей.
Родной Крым
Во время революционных событий и гражданской войны Сергеев-Ценский проживал и работал в Крыму. Сам он не принимал участия ни на чьей стороне, поэтому предложения - выехать в эмиграцию, - покидавшей Россию интеллигенции, отвергал. В уединении на своей горе близ Алушты он писал огромный труд – эпопею «Преображение России». Существовал за счёт коровы, которую выменял на золотые часы, подарок отца, и которую сам же и доил. На излишки молока покупал хлеб.
Однажды за молоком для дочери к нему пришла молодая женщина. Не умея доить, она храбро взялась помогать писателю, чем привлекла его внимание. Вскоре она стала приходить через день. Они вели разговоры о литературе, музыке и живописи. Христина Михайловна удивляла Сергея Николаевича глубокими познаниями. Молодая женщина оказалась филологом и талантливой пианисткой.
Постепенно Христина Михайловна завоевала сердце нелюдима и осталась с ним на горе. Хотя писатель так до конца жизни и называл её на «вы» и по имени-отчеству. Писатель привязался и к дочке жены от первого брака. К несчастью, во время холеры в Крыму девочка скончалась.
За долгую творческую жизнь Сергеев-Ценский написал очень много. Но, несомненно, шедеврами писателя считаются ранние рассказы, поэмы и повести, часть которых вошла в эпопею «Преображение России», а также эпопея «Севастопольская страда», написанная перед Великой Отечественной войной. Кстати, герои далёкой Крымской войны вдохновляли на подвиги и советских воинов, которые носили книжки Сергеева-Ценского в своих вещь мешках.
В войну писатель трудился над рассказами и очерками для газет. А в послевоенное время продолжил работу над эпопеей «Преображение России», которую, к сожалению, не успел закончить. Скончался Сергей Сергеев-Ценский в 1958 году.
