В этом году ему было бы... Вот как раз это «было бы» – что-то вроде сигнала, условного знака: речь должна пойти о заметном, незаурядном (какие ещё эпитеты?), оставившем о себе добрую память человеке. На этот раз – об Александре Михайловиче Акулинине.
Как-то так получалось, что я не успевал о нём рассказать, вспомнить... Только соберёшься с мыслями, с фактами, эпизодами, а уже кто-то в такой-то газете это сделал: его друзья-прозаики, поэты...
Я тоже знал Александра Михайловича. И вот даже свидетельство того – почти документ! – что я не совсем чужой акулининским пятницам и самому хозяину их. Позволю процитировать. Год 1998, май...
После десятилетнего перерыва, вызванного, видимо, некоторой нестабильностью в обществе последних лет или чем-то другим, возобновил свои заседания клуб «Литературные пятницы», или «В гостях у Акулинина». Дело в том, что прозаики, поэты и журналисты, а также один хороший художник Виктор Шемякин собирались в шесть вечера именно дома у писателя Александра Акулинина. На этот раз, снова в шесть и в пятницу, собрались почти тем же составом: сам, естественно, хозяин, вместе с ним прозаики Василий Кравченко, Анатолий Косневич, поэт Аркадий Макаров, уже упоминавшийся Шемякин, коллекционер Тарасов, некоторые новички, а также журналисты Павел Ильин (радио) и автор этих строк. Договорившись не говорить о политике, тем не менее о ней говорили. По традиции читали стихи (на этот раз отсутствующего Анатолия Остроухова) и прозу Аркадия Макарова. Почтили память ушедшего из жизни пять лет назад активного члена литклуба Евгения Хараланова.
Ну а «автор этих строк» – я, Валерий Седых, в «Городе на Цне» тогда. И заголовок хороший – «Опять по пятницам». Его и оставляю. Вообще-то Александра Михайловича знаю, по моим меркам, лет сорок, даже побольше. Но наши отношения – не двух прозаиков или прозаика и поэта, а писателя и редактора. Не в смысле должности, а как в издательстве: прочёл этот сотрудник рассказ-повесть-роман и определил: давать иль не давать, пойдёт иль не пойдёт? Такая уж рабочая терминология. И ещё можно: в корзину или нет...
Так вот на этой почве наше первое сближение произошло четыре десятилетия назад. В 1975-м я стал редактором молодёжки, «Комсомольского знамени», приняв её из рук Ремизова. А где-то в начале следующего года в помещении-кабинете, наверное, нашей писательской организации – это в трёхэтажном здании, где были и редакции, и типография, напротив горсада – состоялось как бы небольшое по линии обкома партии совещание-заседание. Что-то вроде о работе с творческой молодёжью. Так вот, были зав сектором печати, я как редактор, кто-то из моих сотрудников по отделу пропаганды, из «Тамбовской правды» один товарищ и небольшая группа ещё совсем не старых поэтов-прозаиков.
Конечно, звучали, наверное, критика и призывы: лучше, активнее надо работать с молодыми авторами! – но запомнилось мне в этом контексте что-то вроде отклика почти начинающего Акулинина на фоне лёгкого недовольства партийной газетой, её отношением к молодым. И вот реплика в мой адрес, несколько шутливая: спасибо, мол, ему – наш отец родной…
Нет-нет, не ирония, а просто лёгкая благодарность редактору и его газете за внимание к авторам. Приятно, конечно, даже сорок лет спустя, и мы действительно давали немало прозы и стихов, но мне это, так сказать, досталось по наследству. От Георгия Дмитриевича Ремизова. Он вывел на литературную тропу, а потом и на большую дорогу Гену Якушенко, Женю Харланова, Аркашу Макарова, Стаха Начаса, Толю Косневича и, наверное, Василия Кравченко, и Женю Яковлева, и, конечно, Акулинина.
И ещё многих обозначил, определил Ремизов для меня, и меня тоже как газетчика. Так вот, акулининские тексты мною читались, и читались все эти четыре года – 1975-1979. Потом я ушёл: назначили заместителем редактора в «Тамбовку», и напрямую на меня писатели уже не выходили.
В «КЗ» Александр Михайлович (он всё-таки постарше меня) свою прозу носил и носил. Не помню, чтоб я что-то его браковал, возвращал, а в памяти особенно остался «Плач конопатого мальчика». Второе название – «Горька идет за отцом». Это где-то в 1978-м, когда редакции переехали в новое, нынешнее, здание на Моршанском шоссе. Вообще считаю его прозу о военном детстве просто удивительной, щемящей, творчеством, предназначенным судьбой или кем-то свыше именно ему.
Эту вещь, этот «Плач…», по-моему, нельзя читать без слёз. И я помню те дни (повесть мы давали с продолжением, из номера в номер), мои эмоции в этом новом кабинете. И такое вот совпадение, продолжение: где-то сразу или чуть позже «Горьку…» дал в Саратове журнал «Волга». Солидный, хороший журнал, тем более что примерно в это же время после какого-то семинара молодых в Пензе был опубликован там и мой прямо хрестоматийный рассказ «Стеклотара». Правда, юмористический. И потом – было. А последнее – из тех, что через меня, конечно, – тоже оставшийся в памяти рассказ «Торговка».
Два варианта названия: одно акулининское – как раз «Торговка», по-моему, и второе – уже как бы помягче, но смысл тот же. Проза, так сказать, вовсе не деревенская и не о детях войны, но – о них. И о матери, учительнице, которая ради достатка для взрослеющих дочери и сына, школьников, оставила свою невысокооплачиваемую профессию и пошла торговать на рынок. Кормить-то и обувать-одевать детей надо… Рассказ трогательный, по-акулинински, напечатан он был лет двенадцать назад – уже, конечно, не в «Комсомольском знамени», а в «Городе на Цне». И немало ещё чего прошло через мои руки – трогательного, печального, просто интересного. И из этого «немалого» кое-что уже в книжном варианте я храню. С добрыми дарственными надписями.
Вот книжка, вышедшая еще в 1985 году в Москве в издательстве «Детская литература» (а можно бы и во «Взрослой…») – «Поводырь», повесть, рассказы. Несколько строчек – мне: «…с памятью о добром участии в судьбе автора и надеждой на доброе будущее. 10.IV.85 г.» Мне вообще-то больше нравится другое название (читал эту вещь ещё в рукописи) – «Шурка-поводырь».
Речь всё-таки идет о мальчишке. Ну а итоговый, так сказать, автограф Александра Михайловича для меня – в его нетоненьком двухтомнике «Избранное»: «Валерию Борисовичу! Который, в бытность свою редактором «Комсомольского знамени», «прогнал» большинство из изданного ТУТ на страницах газеты!
С благодарностью – автор.
20.10.2006 г.»
У Акулинина не было такой возможности где-то регулярно или систематически печатать и меня – так сказать, мстить, – но всё-таки… Вот его «Рассказ-газета», пятый номер (только-то!), а год 1991-й, – полностью «Сатира и юмор». Тут и сам Акулинин (миниатюры), и мой коллега Виталий Гармаш, и любимый мной (за талант) мичуринец Толя Смагин, другие товарищи, ну, мои две юморески. Но это ещё не всё. Спустя два года – и уже номер-то 43-й «Рассказ-газеты». На этот раз я в одиночку – девять только моих вещей. Представлял автора по меньшей мере тысяче читателей (тираж) сам Акулинин, с долей свойственного ему юмора: «Путь публикаций рассказов Валерия Борисовича (вот так – с отчеством! – В. Б.) обширен: от журнала «Чаян» до «Крокодила». Десятки, если не сотни таких публикаций. Необъятен круг героев молодого писателя. Да что говорить, лучше самому прочитать – чему способствует и наша публикация».
Эти девять рассказов были уже опубликованы – и в Казани (тот самый «Чаян»), и в Липецке, и в Киеве, и в Москве – «Крокодил», «Неделя» и даже – звучало – на Всесоюзном радио. По какому принципу Михалыч отбирал тексты – не помню. Но что помню – он пришёл ко мне домой (почти рядом жили, на Интернациональной: я в этом самом «доме на курьих ножках», а он – чуть дальше, в сторону вокзала, за большим книжным магазином)… с гонораром. Рублей в пятьсот – хорошие тогда деньги. Не было же у «Книжной лавки писателя» (его детище) окошка с табличкой «Касса». И мы по-домашнему обмыли (имелись дома алкогольные запасы) и мой «Вывих», и «Клад», и «Фикус», и «Обед для рекетира»… Кстати, несмотря на этот гонорарный «обед», хочу заметить, чтоб ничего плохого не подумали про Акулинина: чем-чем, а вот уж этой страстью – к тамбовской водке или горельскому вермуту - наш писатель не грешил.
Это я к тому, что хочу кое-что сказать и про Акулининские пятницы. О них как раз – «после десятилетнего перерыва» –
уже говорил в самом начале. Так вот были эти заседания, понятно, и до перерыва. Мне запомнились почему-то именно они, второй половины 80-х. Ходил по пятницам с большим удовольствием. Свои вещи, правда, не читал, но слушал. Опять же редакторская привычка: а вдруг что-то из услышанного подойдёт для газеты, для публикации, – а я тогда был замредактора «Тамбовской правды». Читал поэму Женя Харланов, прозу свою – Василий Кравченко, стихи – Аркаша Макаров…
Это была не литгруппа, как кто-то навспоминал, – зачем тогда постоянно присутствовал художник Витя Шемякин? Это, точнее, был литературный салон. Дома у писателя, где можно встать и выйти поболтать с кем-то на большую лоджию, выпить чайку или ещё чего-нибудь, несмотря на продолжающийся антиалкогольный бум. И как признательны мы были тому же Шемякину, когда он привёз со своей далёкой родины целых 0,5 литра какой-то забайкальской сорокаградусной.
И из-за этих пятниц Акулинин никогда не забудется. А попытка возобновить их, «восстановить» – в библиотеке ли, в музее, где-то ещё – это, дорогие другие литераторы, совсем не то. Пятница-то пятница – по календарю, но не по-акулинински. Как поётся, «нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята!» Прошедшего уже не вернуть. И не надо. Своё придумать…
Валерий Седых
