Хорошо, когда рукописям, залежавшимся в твоём архиве, приходит время быть опубликованными. Испытываешь, прямо-таки счастье, что материалы не канут в Лету, а кого-то заинтересуют и их прочитают.
Уже нет в живых вдовы поэта Семёна Милосердова Любови Гориной, а её рассказ о муже и поэте, записанный мной, всё никак не мог увидеть свет. Много лет назад, накануне одной из юбилейных дат со дня рождения Семёна Милосердова, я беседовала с Любовью Михайловной и знакомилась с фотографиями из её семейного альбома.
Мне хотелось тогда взглянуть на жизнь поэта глазами его второй и очень важной половинки и донести это до читателей. Но не случилось. У поэта, который к тому времени уже давно ушёл из жизни, были, остававшиеся ему верными друзья - литераторы, журналисты, литературоведы.
Каждый его любил, уважал и к юбилейным датам Семёна Семёновича публиковал интересные очерки, литературоведческие исследования, воспоминания. И это замечательно. Прекрасный поэт и человек оставил тёплый след в их сердцах, и они хотели этим поделиться. Литераторы опубликовали обстоятельные анализы удивительных по простоте и силе стихов поэта, Друзья рассказывали о встречах, передавали диалоги с поэтом и свои размышления о нём.
Черты моцартианства
В силу возраста я не была знакома с поэтом. Но в юности видела его одно из последних выступлений в филармонии. Потрясли и его строчки, так созвучные тогдашнему моему состоянию:
Каждый день
начинаю с открытья
на открытой давно земле.
Каждый день
начинаю с отплытья
на неведомом корабле.
В дни 100-летия, столь значительного юбилея со дня рождения Семёна Милосердова, мне захотелось поведать о нём, оттолкнувшись от одной фотографии, которую сохранила Любовь Михайловна. Фото запечатлело поэта на лесоповале Унжлага, где он отбывал срок за несовершённое преступление.
Сопоставляя сложную, периодами страшную, горькую судьбу Семёна Милосердова с его поэтическим наследием, которое по большей части весьма позитивное, удивляешься: как человек мог сохранить в себе такой свет и тепло? Ссылка и голодное детство, война и лагеря не сломили Милосердова, не обозлили ум, не ожесточили сердце, не огрубили душу. И он смог после всего пережитого написать:
Ах, эта сладостная участь –
В степной равнинной синеве,
В ручьях, в рябиновой листве
Земли протяжную певучесть
Приметить, лёжа на траве!
Поэт был и остался после всего пережитого в ладу с самим собою, с
окружающей природой и миром людей:
Листва кружилась в прихотливом танце
И словно замирала на весу…
В той лёгкости
Прозрачности пространства
Я уловил черты моцартианства,
Гармонии сияющей красу.
Раненое детство
Жизнь маленького Семёна началась с семейной и природной гармонии. Так как он родился в крепкой семье, проживавшей на степном хуторе (ныне Знаменского района). Разбирая после смерти мужа дневники, Любовь Горина нашла такую запись:
«Есть у меня земля и небо, /свои тамбовские поля. /На всех широтах, где б я не был, /мне машут детства тополя. Тополя эти росли у нас на хуторе Уваровском и были далеко видны... Плохо я воспел российскую глубинку. А ведь это благодаря Тамбовщине я не обделён творческой радостью и правом принадлежать России. По происхождению я - мужик-хуторянин. Потому-то может быть, и прожил свою жизнь на своём лирическом «отрубе».
До конца жизни Милосердов любил деревья и птиц, особенно грачей. В детстве даже забирался на деревья и сам вил грачам гнёзда. На письменном столе поэта всегда лежали открытки с изображением грачей. А сам он признавался, что «если бы не стихи, стал бы орнитологом».
Беда ворвалась в дом Милосердовых с теми, кто пришёл раскулачивать отца, державшего небольшую просорушку. Семёна Федоровича вместе с семьёй отправили в ссылку на Вологодчину. Как вспоминала Горина: «Из немногих зрительных образов память сына удержала этот: приходил отец, перемазанный мазутом и машинным маслом, своими руками чинил эту роковую просорушку». Позже Семён Милосердов напишет:
Незрячие, в метельном полумраке,
Средь вологодских ёлок и снегов
Я помню те холодные бараки
Для спецпереселенцев, кулаков.
Январь. Трещали сосны на морозе.
Гуляли по баракам сквозняки.
На нарах умирала тётя Фрося,
И с голодухи пухли старики.
……………………………………………………………………………
И я не написал бы эти строки,
Когда б не крёстный, не его приезд…
Болота. Мох. Вороны да сороки
Унылое безлюдье ссыльных мест.
Как говорила Любовь Михайловна, если бы не дядя, дети вряд ли бы выжили. Он вывез их на Тамбовщину. А родная земля дала силу. Родовые крестьянские корни не позволили состояться физическому и духовному сиротству.
В дневниках Семёна Семёновича есть такая запись:
«Для меня мир никогда не был «круглым и твердым, как глобус»: он весь остроугольный, в безднах и кручах... Я был свидетелем и участником многих событий, происшедших в стране с 1921 года. Душа - в рубцах и ранах. Мой путь - крестный путь на Голгофу моего народа. Крест и плаха - родовые знаки крестьян - деда, отца, матери, дяди... На их и мою долю выпали тяжкие испытания и беды - раскулачивание, ссылка, тюрьмы, лагеря, вечная нищета и полуголодная жизнь. Отец погиб в лагере на Печоре, мать умерла в одночасье, сидя на табуретке: не выдержало изболевшееся сердце».
Испытания
Возвращение на родину, забота близких, дедушки и бабушки, старшего брата, в семье которого воспитывался Семён, зарубцевали раны в мальчишечьем сердце. Когда семья переехала в Тамбов, он с удовольствием учился школе № 5.
И уже в пятом классе знал, что свяжет жизнь с литературой. Его первые стихи были опубликованы в областной молодёжной газете в 1938 году. Поэтому после школы Семён и поступил на историко-филологический факультет Саратовского университета имени Н. Г. Чернышевского. Но захватывающая студенческая жизнь оборвалась с началом Великой Отечественной войны.
Семён написал заявление и добровольцем ушел на фронт. Во время боёв на Брянщине Милосердов получил тяжелейше огнестрельное ранение левого голеностопного сустава и с острой потерей крови был доставлен в больницу города Севска. Как рассказывала Любовь Горина, положение Семёна было настолько бедственным, что стоял вопрос об ампутировании ноги.
Но он не дался. Больше года провёл в больнице оккупированного Севска. А когда узнал, что всех больных немцы скоро отправят в лагерь военнопленных, то, несмотря на неокрепший организм и деформированную стопу, бежал к партизанам. В брянских лесах он и воевал до прихода Красной армии. А затем снова бои и вновь ранение под Гомелем в ту же ногу. После госпиталя Милосердова признали инвалидом.
Как вспоминала Горина, «он практически всю жизнь прожил на одной ноге». Но даже хромота не мешала активной жизни поэта. Вернувшись в Тамбов, Семён Милосердов подготовился и после окончания войны поступил в Литературный институт имени Горького. И вновь злой рок не дал ему доучиться. КГБ показалось подозрительным его пребывание в Севске, и Семён загремел «на всю катушку», получив 25 лет заключения и 10 поражения в правах. Если бы не ХХ съезд партии, как считала Любовь Михайловна, этим приговором был бы поставлен крест на его судьбе.
Враждебный элемент
Вот уж, наверное, чего патриот страны, ветеран Великой Отечественной войны Семён Милосердов не ожидал вновь ощутить, так это стылось дощатых бараков:
Отобрали волю,
Посадили в клетку,
Лагерною зоной
Обернулся мир.
Как же так случилось?
На Тверском бульваре я,
Я, литинститута
Молодой студент,
Плакал от восторга,
Презирал Бухарина,
А теперь враждебный
Сам вот элемент.
И сколько таких враждебных элементов рядом с Милосердовым валили лес. Любовь Михайловна перечисляла солагерников Семёна Семёновича: знаменитый литературовед, непревзойдённый знаток западной литературы Пинский, известный поэт Матвей Штурман, актёр
Тамбовского драмтеатра Владимир Петровский, блаженный верующий Ширяев, историк Владимир Глебов, сын соратника Ленина - Льва Каменева, литовский поэт Казис Янкаускас.
Сколько им, интеллектуалам и интеллигентам, пришлось претерпеть и от лагерной охраны, и от блатных урок, заправлявших внутри бараков, от холода и голода, и всё это без надежды на освобождение, нам до конца не ощутить и не понять. А ведь при всём этом они оставались мыслящими людьми.
Потрясает, что Милосердов и в лагере, и потом в жизни никогда не применял мат, который был ему неприятен на физиологическом уровне. Не ожесточился, не опустился за почти семь лет лагерной судьбы, выпавших на его долю.
О каторжном труде на лесоповале поэт, инвалид с покалеченной ногой, оставил строки: «Как четвертованных обрубки, торчали сучья - ноги, руки, и грохотал - за валом вал - неслыханный лесоповал». Лагерный фотограф и запечатлел однажды Семёна Семёновича во время такой работы.
Через некоторое время, правда, ему выпало послабление. А вышло так потому, что по просьбе солагернеков Милосердов стал составлять прошения о помиловании, некоторые из которых получили положительные решения прокуроров. К тому же Семён умел красиво писать письма. И блатные нанимали его сочинять душещепательные послания своим «марухам». Так благодаря литературному дару, он стал заведовать библиотекой, а позже трудиться учётчиком в одном из лагерных пунктов. Досрочное освобождение пришло в 1956 году. Но полная реабилитация была объявлена Милосердову лишь три года спустя.
История любви
Из 67 прожитых Семёном Милосердовым лет, половина жизни прошла в страданиях и горестях. Но за это судьбой он всё-таки был вознаграждён. Поэт вернулся на Тамбовщину. Оттепель в стране позволила ему устроиться журналистом. 16 лет вплоть до пенсии он работал в газете «Коммунистический труд» (ныне «Притамбовье») и очень гордился членством в Союзе журналистов СССР. А главное, Милосердов испытал большую и ответную любовь, встретив на своём пути замечательную девушку – Любовь Горину:
За все мои окопы,
Сырых траншей озноб,
За весь мой трудный опыт –
Мадонны юной лоб,
Наивное доверье,
Смятение твоё…
Входи: открыты двери
И сердце – вот! – моё.
Любопытно, что, как и поэт, Люба родилась вдалеке от больших поселений, на лесном кордоне Инжавинского района. Мечтательная, начитанная она обожала природу и книги. Ей невероятно повезло учиться в Байловке у замечательного педагога, заслуженного учителя России Валентины Кашириной. Все ученики Валентины Ивановны называли её великим учителем. Она каждого приобщала к великому русскому языку и литературе, к театру, которым руководила в школе.
«Куда она только нас не возила, - вспоминала Любовь Горина. - В том числе и в Тамбов на встречу с литераторами. Тогда впервые я и увидела Милосердова. Но на фоне молодых Кучина и Шевченко, он не произвёл впечатления. Старый, лысый».
Чуть позже Каширина поручила Любе сделать доклад о творчестве поэта по двум его первым книжкам «Зори степные» и «Красное лето». Внимательно вчитавшись, девочка была сражена певучестью его поэзии. Ей были близки любимые поэтом образы берёз, золотых колосьев на полях, наполненных полынной тишиной степей. Она решила написать поэту, поделиться своими размышлениями. И Милосердов ответил школьнице. С этого момента между ними завязалась активная двухлетняя переписка.
Но увиделись они лишь, когда Горина приехала в Тамбов поступать в пединститут. Несмотря на большую разницу в годах, им было вместе интересно. «Как жена, я производная от поклонницы, - шутила Любовь Горина. - Но я не замечала его возраста. Семён Семёнович был талантливым, целеустремлённым человеком. Меня привлекало его многообразие интересов, великолепное знание литературы. К тому же он был человеком с юмором. Между нами возникла духовная связь, а уж потом и всё остальное».
Милосердов же считал, что Люба покорила его сердце сразу же, и он влюбился, как мальчишка: «Так вот она – за всё, за всё награда, /как поздняя, но яркая звезда!» Этому чувству мы обязаны появлению прекрасной любовной лирики Милосердова.
Любовь Горина закончила институт, после которого проработала в библиотеке 25 лет. Вместе с Семёном Милосердовым она шла рядом 20 лет, до последнего его дня, став не только его женой, но и музой, берегиней и издательницей его творческого наследия.
