До выставки, организованной Тамбовской областной картинной галереей и семьей художника Андрея Ельцова к 55-летнему юбилею мастера, видел всего несколько его работ, которые хоть и говорили о нем как о талантливом художнике, но в полной мере не раскрывали его.
И вдруг мне довелось заново открыть для себя самобытного живописца. При первом посещении выставки я даже немного растерялся, переходя от одной картины к другой, пытаясь понять, какому стилю и направлению живописи Андрей отдавал предпочтение. Так уж устроен человеческий мозг, требующий ясности формулировок и обобщений.
В «Розовом камыше» мне грезились «гобелены» Борисова — Мусатова, «У пруда» слышались колористические отзвуки Сезанна, на мокром асфальте промелькнуло отражение кисти Писаро, дальше — больше: «Иероглифы русской зимы»... Художник, как бы ускользал от меня, на ходу меняя техники, темы, ритмы, тона...
Но уже при втором и третьем знакомстве с живописью Андрея Ельцова, когда эмоции немного улеглись, пришло осознание: при всём жанровом и техническом, колористическом разнообразии работ - это один большой мир художника, который не вмещается в рамки какой-то общепризнанной школы или живописного течения. Но как постичь мир художника?
Ночной Тамбов. РИО. Холст на картоне, 40х50, масло, 2015
Другого пути, как научиться беседовать с художником посредством его картин, - нет. Но главное найти «созвучие духа» с живописцем. Закавыченное мной словосочетание бросилось в глаза, когда просматривал рабочие записи Андрея. «Творческий дневник» с разрешения семьи художника на несколько дней оказался в моем распоряжении. Потом узнал, таких увесистых тетрадей около двух десятков. Андрей любил формулировать для себя важные и принципиальные творческие задачи, записывал свои мысли, высказывания художников и философов... Дневник не столько прояснил, сколько подтвердил мои предположения по поводу основных принципов художественного мышления Андрея Ельцова.
Но чтобы их раскрыть, необходимо сделать небольшое отступление. На недавнем конкурсе имени Шопена я услышал совершенное японское воплощение европейской музыки. Одна из конкурсанток отстранено, без излишних эмоций, технически безупречно, с восточной медитативностью «заново прочла» музыку Шопена.
Когда я слушал её выступление, мне почему-то показалось, что Андрей Ельцов в своем творчестве также воплощал противоречия, соединял, казалось, совершенно нестыкуемые вещи. Но на этих гранях противоречий рождались уникальные образы, интересные колористические решения, оттенки смысла — все то, что придает искусству свежесть и индивидуальность звучания.
Поэтому серые тамбовские улицы на полотнах художника вдруг оживают в карнавальном блеске уличных фонарей и луж, даже вывеска «РИО» торгового центра на этом «празднике жизни» кажется естественной и органичной для провинциального городка. На других работах Ельцова тихие улочки приобретают парижский шарм. Дворец купца Асеева становится последним прибежищем последнего романтика. И уж совсем неожиданно: русские сосны в образах китайских иероглифов. Словом, Андрей в своём творческом сознании мог соединить разные культуры, традиции, техники, науку и искусство...
Более того, противоречия рождали в нем движение, поиск чего-то нового. Ему было тесно в каких-то рамках. В разное время он занимался разработкой товарных знаков, шелкографией, иллюстрировал книги, организовывал перформансы, любил акварель, графику, масляную живопись...
Он как-то задался вопросом: «Почему я люблю джаз, но не очень классическую музыку». Свобода «белого музыкального квадрата», видимо, манила художника.
«Творческий дневник» рассказал, как Ельцов осваивал различные техники живописи и одновременно изучал философию, медитационные духовные практики. На одной из страниц обнаружил список, состоящий из нескольких десятков имен античных, европейских и восточных философов и мыслителей.
Последние цветы. Осенний букет. Двп, масло, 36х30, 2006
Но Андрея больше интересовала не формальная школа платоников, стоиков, экзистенциалистов, буддистов, а нечто большее — вопросы духа. Для него живопись — это не занятие, не профессия, а состояние.
«Когда человек возвышен, его созвучие духа возвышенно и оно обязательно рождает движение жизни», - записал Андрей.
Поэт Иосиф Бродский говорил, что поэзия — это высшая форма существования языка. Но все же поэзия — высшая форма существования человеческого духа. Вне всякого сомнения Андрей был поэтом, живопись — его наиболее органичная форма выражения. Но художник тонко чувствовал и поэтические слово. Вот один из его порывов.
Синеет озеро Анси
Лазурью горного кристалла.
В кольце высоких берегов
Зеркальным отраженьем стало
Вершин седых и облаков.
Синеет озеро Анси
С картины Позднего Сезанна,
Как плод восторженной любви.
Мазков и линий волшебство
Живою плотью красок стало
Завороженно смотрим в даль,
Стоим безмолвно на причале.
Голубизной воды сияя,
Запомнит нас оно едва ли.
Синеет озеро Анси.
В двухтысячные годы Андрей для себя сформулировал: «Почему я сейчас занимаюсь школой техники? Задание хотя и свободное, но уже не столь важное... Дальше путь будет, видимо, короче. Рука будет умнее или заодно с возникшем замыслом — увиденным «нечто».
У каждого художника бывает период освоения «гамм». Андрей понимал, этап ученичества необходим для достижения такого уровня мастерства, чтобы в момент творчества уже не задумываться о пресловутой технике, а творить, творить, «кисть должна обладать силой духовного воплощения».
Многие говорят, у Андрея аналитический, математический склад ума. Но это штамп, не более того. Он понимал, результат хорош от спонтанного решения. Интеллектуально-конструктивное обдумывание замысла — это лишь подготовка, начало, первая ступень ракетоносителя, которая отбрасывается при определенном наборе высоты, а дальше парение в невесомости.
Только наполненный мыслями, идеями, высоким духом художник способен создать что-то значимое. Он осознавал, что серьёзность и масштабность творческой задачи продуцирует результат.
Андрей видел, когда работа у того или иного художника «пуста». И переживал по этому поводу. В дневнике он оставил запись после посещения выставки своего товарища по живописному цеху: «... В целом ощущение мастерства и эффекта, манерничания. Не совсем моё. Не хватает искренности переживания, глубины мысли, чувства (своего), кажется все ради того, чтобы произвести впечатление. Пустота, эффекты, вычурность. Эстетство — декораторство — не медитативного толка».
Андрей Ельцов не очень любил в беседе затрагивать «высокие темы», предпочитал, чтобы за него говорили его работы. Но однажды он сказал своей жене: «Бог — в красоте».
И в своем «дневнике» он оставил вот такую запись: «Формальная красота, красота, как объект эстетического удовольствия, считалось поверхностным украшательством (могла даже губительно воздействовать на дух). Китайцы говорили не о красоте или эстетической ценности, а о духе».
Поэтому Андрей в своих работах стремился достичь цветовой гармонии, добиваясь самого важного принципа в искусстве: форма тождественна содержанию. Безусловно, Ельцов — художник - колорист. Дня него главных выразительным средством являлся цвет, тон, как угодно.
«Какая широкая палитра!» - восхищенно сказал тамбовский художник Михаил Афанасьев, побывав на выставке Андрея Ельцова.
Разнообразие цветовых сочетаний в его работах, прежде всего, подтверждает мысль о широте мировоззренческого кругозора живописца. Для кого-то мир в его восприятии и отображении «черно-белый», а для кого-то...
Не могу не процитировать автора знаменитой книги «Искусства цвета» Йоханнеса Иттена: Тому, кто начинает с рисунка, а затем добавляет к линиям цвет, никогда не удастся достичь убедительного и сильного цветового воздействия. Цвет обладает собственной массой и силой излучения и придает плоскости иную ценность, чем это делают линии».
По моему мнению, это утверждение близко творчеству Андрея Ельцова. Прослеживается еще одна закономерность. Художник любил работать циклами. Одной работы может и не хватить для выражения той или иной темы. В рамках небольшой статьи, конечно, невозможно все охватить. Остановлюсь только на тех темах и полотнах, которые мне близки.
Дерево Суздаля. Двп, мамло48х41, 2011
Один из циклов условно можно назвать «Суздаль». Из этого ряда живописных работ мне хотелось бы выделить «Предстояние». Логично было бы выбрать для изображения вертикальный прямоугольник, но Андрей выбрал квадрат. Он редко используется в живописи. Очень неудобная форма для глаз. Но равные стороны — как основа мироздания. На мой взгляд, такая форма символизирует догмат православия.
Мне нравится в этой небольшой картине и плотность «живописного текста». Он достигается компоновкой или соотношением цветовых масс. Над узкой полоской молящихся людей, расположенной в нижней части полотна, поднимается многоярусный иконостас. Создается впечатление огромного внутреннего пространства храма. Но это видимая часть айсберга. Андрей как-то записал в своем дневнике: «Искание реальности за покровом видимости». Так какова же реальность на этой работе? Обратите внимание, иконостас в этой работе приобрел текучесть и мягкость восковой свечи, по колориту это расплавленное приглушенное горячим ладаном золото. Порфирородные одежды святых на иконах — как угли в кадильнице. Иными словами, художник выразил сакральный цвет горячей общей молитвы.
Зима — сквозная тема в творчестве Андрея Ельцова. Мне трудно выделить ту или иную работу из этого цикла. Есть какие общепринятые штампы в живописи при изображении даже зимних пейзажей. В России зима ассоциируется с холодом, угрюмостью, просторами, бесприютностью, величавостью, в контраст — лубок. Но у Ельцова снег изображен как-то по-иному, с неисчислимым множеством оттенков, ритмов. Его «теплая зима» располагает к прогулкам, созерцанию.
Зимний вечер на Набережной. Холст, масло, 50х70, 2018
Андрей любил отражение — как природное явление. Не только снег отражает цвет и свет, тени, но водная стихия. Любимые мои работы: «У пруда», «Мокрый асфальт», «Розовый камыш»... Отражение придает глубину художественного замысла художника.
На выставке представлено более двухсот работ Андрея. Такой масштабной выставки у него никогда не было. Но этим не исчерпывается творческое наследие художника. За рамками юбилейной выставки осталось множество работ, выполненных в акварельной и графической технике.
Говорит художник Ирина Бирюкова:
«Мы много лет дружили с Андреем Ельцовым. Он хорошо понимал себя, точнее, свою природу художника. Андрей выделял три творческие области: рациональную, иррациональную и пограничную. Рациональное мышление он задействовал, когда занимался дизайном, разработкой логотипов, брендами. Но когда Андрей занимался живописью, то он высвобождал творческую энергию, входя в область иррационального. Пограничное состояние проявлялось, когда он иллюстрировал книги. Необходимо было учитывать при работе и пожелания автора книги».
Читайте также: Одухотворенная юность
