Хотя писателя и журналиста Василия Кравченко с нами нет уже одиннадцать лет, на Тамбовщине его до сих пор знают и помнят. Будучи признанным мастером остросюжетный новеллистики, он умел описывать захватывающие истории. Но, главное, ему всегда было о чем рассказать. Темы Василию Васильевичу подсказывала сама его жизнь, с ранних лет насыщенная драматическими сюжетами.
Писатель родился в мае 1937 года в Белоруссии, недалеко от Гомеля. Его родной город Брагино оказался под оккупацией, когда будущему писателю было четыре года. Наступила жизнь, полная не только материальных лишений, но и опасностей, ведь его отец ушёл в партизаны. Немцы жестоко обращались с семьёй Кравченко, хорошо хоть не расстреляли.
— Всякое пришлось тогда пережить за это время. Не раз мы уходили из дома, скрываясь у добрых людей. Брат со своими ровесниками вырыли в поле укрытие. Мы уходили туда, когда немцы устраивали облавы,
– вспоминал писатель.
Скрыться удавалось не всегда, и во время одной из таких облав немцы повредили маленькому Васе ногу. Он потом прихрамывал всю жизнь, из-за чего в среде тамбовских литераторов Кравченко дали прозвище «Хромой барин». Его друг Аркадий Макаров посулил ему написать рассказ с таким названием, но не успел выполнить обещание.
— Некогда было: вино пили, власть кляли, похвалялись написанным, а обещанное забывалось. Такие мы были. Думали, время бесконечно, ещё успеется… А вот и не стало времени…,
– написал Аркадий Макаров уже после смерти Василия Васильевича.
Не будем его осуждать. Никому ещё не удавалось осуществить всё задуманное: планов у каждого человека громадьё, а жизнь коротка. Однако если говорить о Кравченко, то он успел немало за отведённые ему 76 лет. Василий Васильевич издал в Воронеже и Тамбове тринадцать книг с художественной прозой, опубликовал множество рассказов, журналистских статей и очерков.
Когда Кравченко был ребёнком, мать часто напоминала ему о лишениях и опасностях военных лет: «Вот вырастешь – не забудь про это… Какая бы хорошая жизнь ни наступила, ты всё равно помни. Можно забыть голод, перенести холод, пережить страх… по отдельности. А мы вот терпели всё это разом…»
Разумеется, он не забыл об этом, да и не мог забыть. Однако первая его напечатанная повесть «Братья Карандеевы» была вовсе не о войне, а о тамбовской деревне. Василий Васильевич написал её, когда ему было 35 лет. Добро на её публикацию в журнале «Молодая гвардия» дал писатель Владимир Дудинцев, ведь в ней Кравченко предстаёт перед читателями уже сложившимся мастером. К тому времени у него за плечами были уже годы журналистской работы: его очерки о селе печатали и областная газета «Тамбовская правда», и воронежский журнал «Подъём».
Как же уроженец Белоруссии оказался на Тамбовщине? Во второй половине пятидесятых годов он учился в Мичуринске, в педагогическом институте, и подружился со здешними людьми. Недолго поработав учителем в родной Белоруссии, он получил приглашение, от которого трудно было отказаться. Его позвали на должность директора одной из мичуринских школ с перспективой партийной работы. И действительно, довольно скоро после переезда Василий Васильевич получил должность в райкоме КПСС.
В этом качестве он исколесил всю область. Придумывать темы и для журналистских статей, и для художественной прозы ему было не надо: жизнь сама их подбрасывала с избытком.
Самая первая его книга так и не увидела свет. Василий Васильевич слишком придирчиво относился к себе, долго её шлифовал, выверял каждое слово… и дождался смены руководителя издательства. Он «зарубил» сборник рассказов, уже утверждённый литсоветом и поставленный в план типографии. «Эх, опоздал! Поспешить бы всего на пару месяцев!» – сокрушался писатель.
Однако писать он не бросил, и успех повести «Братья Карандеевы» его окрылил. В 1973 году в Воронеже вышла книга Кравченко «Лето в Озерках» и буквально на следующий год ещё одна – «Время долгих ночей» (1974). Потом, после пятилетнего перерыва, Центрально-Чернозёмное издательство напечатало его сборник «Беспокойный человек» (1979), затем «Грустная история» (1983) и «Личное дело следователя Дудникова» (1990)…
В «Грустной истории» звучит уже городская тема. Больше всего в этом сборнике запоминается рассказ «Зимний вечер» о грустной жизни молодой горожанки Татьяны Куклиной. У них с мужем-шофёром есть всё, о чём тогда мог мечтать советский человек – и собственный дом, и зеркало в прихожей, и ковёр, и сервант, и книги на полке, и дорогой, привезённый из столицы, гарнитур. Однако они почти не заходят в гостиную, где лежит ковёр, книг не читают, а посудой не пользуются, боясь её разбить. Придя с работы, муж главной героини засыпает у телевизора, порой не перекинувшись с ней ни словечком.
Случайный визит в этот дом постороннего человека, у которого сломалась машина, заставил Татьяну критически посмотреть на свою жизнь. «Я не живу, а существую», – сказала она мужу.
Однако о деревне Василий Васильевич писать не бросил. Один из его рассказов, «Тётя Варя», посвящён доярке, которая по прихоти судьбы стала завклубом. Неожиданно свалившаяся на неё ответственность не отяготила Варвару. Наоборот, окрылила её, придала смысл её жизни и преобразила даже внешне.
Не все рассказы, написанные Кравченко, тогда увидели свет. Из сборника «Время долгих ночей» редактор выбросил самую острую и правдивую повесть, и затем, чтобы опубликовать книгу «Полюшко-поле», Василий Васильевич вынужден был по рекомендации начальства написать дежурный рассказ о доблестном труде мучкапских колхозников. Времена такие стояли на дворе. Впрочем, когда они были лёгкими!
Долгие годы не могла выйти книга «Личное дело следователя Дудникова» : слишком уж правдивой она была. Поначалу её включили в план Центрально-Чернозёмного книжного издательства, но кто-то из коллег донёс на писателя: мол, пишет антисоветчину. Готовый типографский набор был уничтожен.
Книга пролежала в столе у писателя семь лет и увидела свет лишь в 1990 году, на закате горбачёвской перестройки, когда отражённой в литературе правдой жизни никого уже было не удивить. Сборник «Личное дело следователя Дудникова» получил далеко не тот резонанс, на который рассчитывал Кравченко: времена уже были не те…
Правда жизни читателю уже приелась, как, впрочем, и вообще художественная проза – хоть деревенская, хоть городская. Она стала умирающим жанром: наступало засилье развлекательной беллетристики, чаще всего крайне низкого качества.
В 1992 году в Тамбове появилось издательство «Новая жизнь». Цензурные ограничения тогда уже были сняты, печататься стало можно любыми тиражами, хоть миллионными. Однако границы писательскому раздолью очертил рынок. Затраты на издание книг стало нужно окупать, а это с каждым годом становилось всё сложнее. Издателям, которые печатали художественную прозу, в особенности традиционных жанров, очень трудно было конкурировать с каким-нибудь Юрием Петуховым, публикующим низкопробную фантастику и псевдонаучные поделки на исторические темы.
Тем не менее, в Тамбове у Кравченко вышло семь книг. Одной из первых книг, напечатанных издательством «Новая жизнь», стал сборник Василия Кравченко «Лицедеи». Одноимённая повесть в ней была сатирой на коллег по цеху, которых Кравченко недолюбливал. Вот, например, отрывок из неё:
– Давай зайдём в писательскую организацию, – предложил Борзов. – Это на шестом этаже Дома печати.
– Зачем?
– Да просто так. Там любят, когда заходят, всё же создаётся видимость хоть какой работы…
В центре повествования «Лицедеев» – два брата-близнеца, Пётр и Павел Родниковы. Оба они потерпели неудачу на основной работе и потому занялись литературой. Петра охотно печатали московские журналы и издательства, а Павла – лишь провинциальные.
Однажды Пётр, чувствуя, что брат завидует ему, отдал Павлу свои документы со словами: «Отныне ты – Пётр Родников». Казалось бы, вот она, удача!
Увы, Павел не смог влиться в среду столичных литераторов, хотя они принимали его за Петра. Многие были готовы протянуть ему руку помощи… но он по-прежнему чувствовал себя чужим среди них. Он так и не смог стать не собой…
Последней книгой, изданной Василием Кравченко в Тамбове, стал сборник «Дым отечества». Он увидел свет за два года до смерти писателя, напечатан был им за свой счёт и не окупился… Да и не мог – в 2011-то году, когда коммерция практически полностью вытеснила искусство из нашей жизни. Кравченко же был писателем, а не бизнесменом.
